Главная русская книга. О «Войне и мире» Л. Н. Толстого - Вячеслав Николаевич Курицын

детская улыбка, которою он ни разу не улыбался с тех пор, как выехал из дома. Но он ушел в армию в конце лета или в начале осени 1805-го, полгода назад, а не полтора. Конечно, это может быть опиской, но вот мать Долохова утверждает вскоре после дуэли (то есть в марте-апреле 1806-го), что связь ее сына с Элен продолжалась год, и начинает казаться, что автор действительно имеет в виду некий потайной год, которого в реальности быть не могло (весь роман начался меньше года назад), но о котором говорится как о прожитом.

Дальше — больше. События после прибытия Николая датированы довольно четко: 3 марта — обед в Английском клубе в Москве, 4 марта — дуэль, Долохов валяется раненый, Пьер уехал в Петербург, участие Николая в дуэли в качестве секунданта замято стараниями отца, ему, Николаю, дали должность у генерал-губернатора, потому он не может ехать со своими в деревню. Лето он проводит в Москве, осенью семья возвращается, Николай «вводит» Долохова в дом, Долохов делает предложение Соне, получает отказ, гостивший Денисов с Николаем собираются уезжать после Крещенья, то есть после 6 января. Но Николай проигрывает 43 тысячи, деньги не ждут в сейфе, их надо собрать, сначала речь идет о двух неделях, а потом вдруг сообщается, что Ростов сидит взаперти, ожидая денег, аж до ноября, практически весь 1807 год.

Очень нескоро, после того как нам рассказали о приключениях Пьера, Элен, Болконских, роман возвращается к Ростову, мы видим его в армии. Николай голодает вместе с боевыми товарищами («отыскивали сорт пиона, так называемый машкин сладкий корень, который был очень горек, саблями выкапывали его и ели, несмотря на приказание не есть этого вредного растения; между солдатами открылась новая болезнь, опухоль рук, ног и лица, причину которой медики полагали в употреблении этого корня»), участвует в битвах 1807 года, видит в Тильзите в июне встречу Александра с Наполеоном и недоумевает, как может стать другом смертельный враг… Но раньше нам сообщалось, что в это время Николай живет в Москве на Поварской, то есть он находится одновременно в двух местах. И ведь еще есть фраза «Возвратившись в этот раз из отпуска, Ростов в первый раз почувствовал и узнал, до какой степени сильна была его связь с Денисовым и со всем полком», но это первый отпуск Николая, неясно, зачем тут стоит «в этот раз», разве что автор специально затуманивает график Николая в 1806 и 1807 годах.

Если 1807-й удвоился только для Николая, то 1811-й, напротив, исчез для всех. Наташа и Андрей кружат в вальсе в новогоднюю ночь, наступает 1810-й, история развивается быстро, в феврале состоялась тайная помолвка. Болконский уезжает на год, история Наташи и Анатоля — это начало 1811-го, Наташа чуть-чуть не дотерпела. Но после развязки истории с Анатолем Пьер видит в небе над Пречистенским бульваром комету, и автор называет ее кометой 1812 года. Тут же появляется разговор о ссылке Сперанского, которая случилась в марте 1812-го, ну а дальше начинается третий том, где сплошной 1812 год, а 1811-го будто и не было вовсе.

Естественно, герои вынуждены стареть-взрослеть против календаря, если время постоянно скачет туда-сюда. Событий — учитывая обилие сюжетных линий — так много, что они будто бы просто не могут вместиться в какую бы то ни было хронологию, времени повествования приходится считаться с большим физическим объемом книги, а кроме того, многие из нас прочли ее по несколько раз, и разное кино смотрели, и герои книжки существуют, получается, одновременно в разных своих возрастах, словно расставлены фигуры в огромном зале, и мы ходим между ними уже в произвольном порядке, а не по канве текста. Толстой — большой мастер, молодежь у него — звонкая молодежь, но иной раз ловишь себя на мысли, что в сцене, например, ностальгического разговора Николая и Наташи («Помнишь, раз меня за сливы наказали…», «У меня тогда была игрушка-болванчик…») или в духовных рассуждениях Пьера слышен опыт и угадываются практики людей другого возраста. Например, того, в котором Толстой сочинял книжку, а начал он ее в 35 и писал шесть лет. Не рановато ли Наташе и Николаю в их романном возрасте грустить по детству, не удел ли это людей, лучше знающих цену годам? В советском фильме двадцатилетнего Пьера играл сорокапятилетний актер, в американском — и вовсе пятидесятилетний, и эти варианты не отвращают от просмотра, не кажутся невозможными.

Да, странности внутренней хронологии романа не бросаются в глаза, тонут в объеме. Большинство читателей не замечает съеденного года, не фиксирует, что герои «взрослеют с коэффициентом». Но тут снова появляется вопрос, что это значит — замечать или не замечать. Мало кто держит в голове чистую арифметику, сколько недель-месяцев разделяет те или иные события, да это и невозможно, книга накатывает, повествовательный поток не оставляет возможности остановиться и расчесть хронологию. Но подсознательно читатель так или иначе ощущает, что «Война и мир» движется как-то слишком неупорядоченно. В этом смысле нет разницы между только что названными вопиющими противоречиями в хронологии и другими, более легальными способами усложнения ритма, к которым прибегает Толстой.

Книга течет на любых скоростях, в страницу может уложиться несколько месяцев, в полсотни страниц — один день. Герой может целую главу думать одну мысль. Первый том охватывает шесть месяцев, второй — шесть лет. Короткая глава 2–1-X, четыре странички, описывает события с марта 1806-го по январь 1807-го, 2–1-XVI — происшествия с конца 1806-го по ноябрь 1807-го, а вот целая часть пятого тома, именно третья, практически целиком посвящена, напротив, двум дням, 22 и 23 октября 1812 года. В описании Москвы 1812 года следует подряд несколько глав, в которых прерываются все сюжетные линии, одна за другой следуют отдельно поставленные, не связанные с протагонистами романа городские сцены, например драка целовальника с кузнецами на пороге питейного дома. Описание событий может смениться их пересказом. Повествование может мимикрировать под военную хронику. «В третьем томе почти каждая глава начинается с даты, времени дня или часа („С конца 1811 года“ — гл. I; „29 мая Наполеон выехал из Дрездена“ — гл. II; „Русский император… более месяца уже жил в Вильне“ — гл. III; „13 июня в два часа ночи…“ — гл. IV, и т. д.). 24, 25 и 26 августа (день Бородинского сражения) описаны почти поминутно — с утра до вечера: им посвящено 20 глав (XIX–XXXIX); так же описаны 30–31 августа и 2–3 сентября…»[28]

Между концом четвертой части четвертого тома и эпилогом проходит семь лет. Эпилог на то и эпилог, чтобы стоять особняком, но вот что менее привычно: в эпилоге происходит новая завязка, Пьер ввязался в некое не совсем понятное общество… может, видимо, стать декабристом… и не придется ли Наташе за мужем в Сибирь… но эта завязка не получит